Навстречу 75-летию освобождения города

Сохранение культурного наследия предполагает включение в исторические фонды, кроме материальных памятников, и нематериальные. Среди них ценное значение имеют устные источники, дающие возможность увидеть прошлое с точки зрения отдельной личности — участника или очевидца события.
Сегодня вниманию читателей мы предлагаем фрагменты воспоминаний женщин-старожилов нашего города О.К.Сизовой, Н.А.Красавиной (запись 2008-2011 гг.) и Г.Ф.Зуевой.

Сизова Ольга Константиновна (1923-2015) родилась в Кондрове, проживала на ул.Луначарского, которая начала застраиваться в 20-е годы прошлого столетия.
Ее отец был участником первой мировой войны, работал на фабрике сеточником. Во время Великой Отечественной войны ушёл на фронт и попал в немецкий плен, откуда ему удалось бежать.
Вот что рассказала Ольга Константиновна о событиях военного времени, свидетелем и участницей которых она была:
«1941 год. Отступающая Красная Армия. Мы стояли вдоль дороги по улице Кутузова. Шли наши солдаты, впереди — командир, опустив голову. Бабушки стояли и плакали.
Еще запомнила, как накануне отступления немцы всех коммунистов вызвали и расстреляли на Жуковке. Если бы они не пришли, то их семьи ждала расправа.
Еще мне запомнилось, как при отступлении немцев была взорвана плотина, лёд на Шане замерз бесформенными острыми кусками. И вдруг слышим: «Наши идут!» Они спускались с улицы Пронина в белых маскхалатах, на лыжах. Перед мостом на площади был организован митинг. Перед райисполкомом (зелёным домом на площади) соорудили трибуну. Этот день – настоящий праздник для нас, второй день рождения города.
Вскоре к нам прибежали два мальчика, позвали маму: «Тётя Аня, идите в Старую машину, там ваша бабушка не открывает дверь!» Пошли, сорвали дверь. Бабушка от страха перед фашистами умерла, забившись под кровать.
Моя мама в тридцать лет осталась вдовой с дочками восьми, шести и трех лет. Я, старшая, нянчилась с Ритой и Зоей, «играла» с молотками и гвоздями, а не с куклами.
После освобождения нас собрали на захоронение погибших солдат. Тела были примерзшими к земле, мы их отрывали, моя сестра Рита упала в обморок. Потом всех похоронили в общей могиле…
Запомнился и февраль 1942 года. Вызвали меня, мою родную сестру, Маргариту Юдину, Зою Тихомирову и медсестру из воинской части в райком комсомола: «Девочки, завтра — похороны комиссара Груданова, надо сделать венки и цветы». Мы всю ночь работали. Гроб стоял в вестибюле на втором этаже Народного дома (ныне — ГДК). Вначале его похоронили в скверике возле памятника Ленину. Была организована церемония прощания, звучали речи в память о герое. Когда гроб опускали, нас с самолётов начали обстреливать немцы. Но никто не дрогнул. Уже после войны тело Груданова перезахоронили возле памятника на городском кладбище.
Во время войны я вместе со своими сверстницами помогала ухаживать за ранеными солдатами. Госпиталь, в котором дежурила, располагался в здании бумажного техникума (сейчас это деревянное здание снесено, на этом месте строится многоквартирный дом). Нас, девушек, распределили, и мне досталась палата танкистов. У всех них были сильнейшие ожоги, все обгорелые, больно смотреть. Но мы держались, не показывали страха, сохраняли бодрый вид и помогали раненым во всём. Их принимали на аэродроме в деревне Прудново, куда раненых доставляли на кукурузнике (АН-2), потом на грузовой машине везли в фабричную баню на берегу Шани, где их мыли наши девчата, а потом уже везли в госпитали нашего города».

Красавина Нина Александровна (1925-2011) родилась в Кондрове.
«До войны мы жили в двухэтажном фабричном доме возле реки. Папа, Перевозчиков Александр Трофимович, был фармацевтом (он окончил Казанский университет). Мама работала в старой больнице (возле универмага). Когда построили новую больницу (здание нынешнего родильного отделения), маму перевели туда операционной сестрой.
Мамы почти никогда не было дома – постоянно в больнице, часто из дома и по ночам вызывали на операции. Она нам рассказывала, что при исключительных случаях решалась сама оперировать.
Мы с сестрой ходили в детский сад «Красные зёрнышки», где потом было общежитие (сейчас здесь — «Райский уголок»). Там кормили так хорошо, что французские булочки до сих пор вспоминаются. После детского сада я пошла в «нулёвку» в шесть лет. После этого – в первый класс в восемь лет, в школу, где был бумажный техникум. Первая учительница была замечательная — Елена Андреевна Кондратьева. Потом наш класс расформировали, и я стала учиться у Серафимы Николаевны Рогозинской (по мужу Соколовой). Она была учителем от Бога, благодаря ей я полюбила учёбу, чтение, сохранила самые лучшие воспоминания о школе. Наша первая школа имени Бубнова (названная в честь министра просвещения) считалась образцовой. Она была и красивой, и благоустроенной: теплые туалеты внутри здания, везде стояли скульптуры, бюст Ленина. Чистота была идеальная – полы протирали керосином, дезинфицировали. Учителя работали по новым методикам. Нас поощряли ездой на педальной машине по коридору. Лучшие сочинения переписывали сами в толстую тетрадь (её вели со второго класса). На уроках Серафима Николаевна читала отрывки из внепрограммных произведений. И её опыт приехали изучать из Москвы из педагогического университета, сидели на наших уроках целый месяц. А потом её пригласили в Москву вести уроки с детьми членов правительства. По приезде из Москвы она нам обо всём рассказывала, а мы сидели, как заворожённые, влюбленные в неё. Учила она нас до 7 класса. Уже была отстроена «новостройка» (КСШ №1), а где бумажный техникум – была восьмилетка. Много учеников было из близких деревень – Макарово, Антоново…
Помню я и учительницу немецкого языка – дочь профессора Лишкевич. Она была и музыкантом, играла на переменах на пианино, пела, а мы подпевали ей. Она учила нас немецкому языку как разговорному, мы даже ставили спектакли на немецком языке. И сейчас я помню цитаты ролей по-немецки.
Мы были воспитаны в патриотических чувствах, в 1940 году меня приняли в комсомол, я была редактором классной газеты. Это была большая честь. Комсомольцем мог стать только отличник и прилежный ученик, активный и инициативный школьник. Тогда почти все такими и были. Брали пример со старших товарищей. Нашим пионервожатым в школе был Григорий Иванович Ермаков – будущий директор фабрики.
1941 год. После окончания 8 класса нас всех отправили на сенокос в колхоз «Заря коммуны», а в августе — под Юхнов засыпать ямы на шоссе для нашей военной техники. Жили в деревне Вшивка. В тот год было необыкновенно много белых грибов. Но нам некогда было их собирать, мы не отдыхали, все время работали, только ночью спали. Когда немцы подходили к Юхнову, нам пришлось добираться домой самим.
В сентябре нас всех распустили, мы не учились. В нашей школе был госпиталь, а в «новостройке» рыли траншеи, окопы. Учителей, директора – всех эвакуировали, их в Кондрове не было. Да и власти тоже не было, все разъехались. А мама работала в госпитале с врачом Арцибашевым. Как раз в то время поступали раненые из Вязьмы, Износок, санитарки ухаживали за ними, искали для них продукты, собирали у людей крупу, овощи.
Эвакуировали больных по железной дороге. Мама прибежала домой и велела никуда нам не уходить, сказала, что мы тоже будем эвакуироваться. Мы её ждали очень долго, собрали все необходимые вещи. А по городу стали грабить магазины, пекарни. Наши войска ушли и сказали, чтоб брали всё, что хотим. Но мы ничего не брали чужого, так как воспитаны были в строгости и уважении к другим людям.
Когда нас оккупировали, наших учителей немецкого языка забрали на работу в контору, а потом после войны их осудили и дали по 10 лет как изменникам Родины с запретом в дальнейшем работать в школе. Наш дом заняли немцы, мы ютились в чулане, меня заставили как прислугу по утрам носить в дом воду.
1 января 1942 года рано утром я пошла за водой и увидела летящий наш самолет с красными звёздочками. Забыв на мгновение об осторожности, я закричала маме об этом и чуть не разбудила спящих немцев. Мама схватила меня в охапку и прижала к себе, чтоб я замолчала. Все мы тогда жили в большом страхе».

Галина Фёдоровна Зуева (Чугаева):
— У нас в семье было 12 детей. До начала войны четверо умерли, осталось восемь. В то время школьниками мы помогали в колхозе за Угрой пропалывать лён. Рос он стройными рядами, красивый, цвет голубой. Чтобы его не помять, мы снимали обувь и босиком аккуратно ходили, вырывали сорняки. Я была справная, сильная, работы не боялась…
Два брата — Иван и Никита — поехали учиться в Ленинград, в лётную школу, они приезжали в гости и привозили нам подарки со стипендии: девочкам – мячики и шары, а мальчикам – футбольные мячи.
Когда началась война, старшие братья ушли воевать, а мы эвакуировались, так как отец был коммунист, а младший брат Геннадий — комсомолец. Сразу после освобождения мы вернулись в г.Кондрово, здесь дали нам квартиру на улице Заречная.
Последним из нашей семьи в армию взяли Геннадия, в 1942 году. Ему только исполнилось 18 лет. Перед этим он проходил учения на Лысой горе. Призывников подготавливали: они ползали, бегали, стреляли. Мама сказала, что сегодня придёт Гена: его отпустили проститься, и надо выделить ему немножко хлеба. Тогда хлеб давали по карточкам, был голод. Когда он пришёл, мы спали. Он с нами простился и ушёл на фронт. Больше мы его не видели.
Потом папу отправили работать лесничим — он был первый лесничий Дзержинского района в д.Некрасово, за Угрой. Мы, три сестры — я, Лена и Маша — работали в колхозе. Лошадей не было. Мы впрягались в плуг и пахали колхозные поля вместе с женщинами, а мужчины были все на фронте. Сажали картошку, рожь, пшеницу, горох. Пололи лён, поливали капусту, были даже помидоры. А воду вёдрами носили из Угры вверх каждый вечер. Осенью нам давали трудодни — за каждую палочку в учётной тетради выделяли немножко зерна — ржи. Остальное — всё для фронта, для Победы. Вечерами шли с работы чуть живые от усталости и пели песни: «Катюша» и про пастушку Катю, нам так было веселее. В деревне Некрасово мы жили четыре года.
Было страшно и очень больно, когда получали похоронки. В 1942 году мы получили три похоронки — на Ивана, Никиту и Геннадия. Иван и Никита были лётчики-истребители. Они вначале числились пропавшими без вести, позже пришли письма, что они погибли. Мама была в это время в поле на работах, упала без сознания лицом в гряду… Потом она очень плакала, и мы, все девочки, тоже.
Когда закончилась война, пришёл с фронта брат Евгений, все плакали уже от радости, папа тоже. Женя в войну заправлял самолёты, был техником. Брат потом окончил высшую партийную школу.
Братья Иван и Никита похоронены в Смоленской области, на их могилу ездили Евгений и сестра Маша, нашли их после долгих поисков. А на Геннадия была похоронка, но места захоронения его мы так и не нашли.
Л.Кудрицкая, научный сотрудник районного краеведческого музея.