К 150-летию со дня рождения И.К.Пронина

Иван Константинович Пронин родился в 1867 году в деревне Маслово. Местной была и его жена Мария. Стояла деревня на восточной границе села Кондрово и входила в Кондровскую же волость. И никто тогда в роду Прониных и предположить не мог, что кто-то из них станет человеком-легендой…Родословная Прониных уходит вглубь веков. Пращуры и прадеды занимались земледелием, кормились ловлей рыбы. Позже, когда потомственный князь Яков Алексеевич Козловский запустил в дело бумажную фабрику в селе Троицкое, Константин Пронин стал прислоняться к фабричным работным людям. Шел к концу восемнадцатый век. В семье Константина подрастали четыре сына и дочь. Такую ораву одной картошкой и квашеной капустой не прокормишь, да и в рыбную чешую не оденешь. Константин собирал по окрестным деревням тряпье, перевозил всякое сырье на фабрику. Радовался, какая-никакая, а копейка шла.
Иван из сыновей родился третьим. Отец выделял его: смышленый, все-то хотел познать, любопытствовал: это зачем, для чего, а как же из тряпья бумага получается? Долгими зимними вечерами Константин иногда разговаривал с Иваном:
— Вот бы, Ванюшка, грамоту тебе дать! Мог бы и на фабрике работать…
— Я, папаня, в школу хочу, — попросился однажды мальчишка. — Пошлешь, али нет? Там, говорят, книжки читать обучают.
— Пошлю, — обещал отец.
И когда Ивану исполнилось восемь лет, отвел его в двухклассную церковно-приходскую школу. Учителем в ней был полуграмотный дьяк. Принял мальчишку, подергал за ухо больно, сказал:
— Ежели неслух, буду лупцевать. Понял, отрок?..
Иван отходил в школу две зимы. Дьячок кроме сказок ничего не знал. Иван не хотел их слушать, надоел и нудный учитель.
— Зря портки протираю, — сказал отцу. — Работать на фабрику бумажную пойду.
Вздохнул Константин Пронин, видно, не судьба стать Ваньке ученым человеком. Не мог тогда отец знать, что любимый сын не только прославит их род. На всю огромную страну, Советский Союз, прогремит его имя!
Так и порешили…
Однажды вечером семейство Константина Пронина сидело за столом. Ужин закончили, а не расходились. Отец разговор завел:
— Иван жалуется, будто у дьяка учиться нечему. Может, на фабрику пристроим?
Два старших сына Константина Пронина уже работали на Троицкой бумажной фабрике.
— А что, Ванечка, вместе будем, — поддержали братья.
Так и порешили.
В то время управляющим на фабрике был господин Лауденбах. Ему Ивана и показали.
— Сколько мальцу годов? — спросил он.
— Так уже одиннадцатый идет…
И начал Иван Пронин свою трудовую биографию на писчебумажной фабрике Говарда. Повела его судьба по очень не простому, но почетному пути. Два года был на побегушках: сбегай туда, принеси это, позови того. Все исполнял… Ценили пацаненка. Тринадцатый год пошел Ивану, и поставили его на первую рабочую должность. Теперь был он листохватом. Бумагу резали на листы, Ваня подхватывал и складывал их в стопы. Трудовой день продолжался двенадцать часов. Отец наставлял:
— Терпи, сынок… И, слышь, Ваня, приглядывайся к бумажной машине. Пригодится…
В семье Константина Пронина домостроя не было. Здесь царил труд. Рабочего человека почитали превыше всего.
Иван все чаще и чаще оказывался у бумагоделательной машины. Ее называли самочерпкой. Понимал, что к ней допускают только опытных рабочих. Главный у бумагоделательной машины — сеточник. Тут он Бог и царь. И «заболел» юный Иван Пронин мечтой стать сеточником. Братьям и отцу признался:
— Самочерпку познать хочу. Сил моих нет сдержаться, вот как…
Иван Пронин был молод, силы бурлили в нем. Для него, однако, неведомой оставалась еще одна болезнь, имя которой — мечта. Самочерпка из года в год превращалась для него в невероятно умную машину, которая делала бумагу.
— Сурьезно ты захворал ею, сынка, — сказал как-то за ужином отец. — А знаешь ли ты, что даже самым крепким и способным умом самочерпка не всегда поддается? К сеточнику не только господин мастер, сам хозяин Говард с почтением подходит.
— Ишь ты, как, — подивился Иван, глядя на отца.
А он продолжал:
— Сеточник в бумажном деле — голова! Он всё прошел по ступеням: листохват, рольщик, накатчик, сушильщик…
— Так я уже листохват, — засмеялся Иван.
А годы — стремительные странники. За плечами молодого рабочего их уже целый десяток набралось. Иван Пронин до накатчика дошел. К сушилке подбирался. Затормозил. В армию забрали. Парень он был рослый, крепкий. Царю-батюшке служил исправно. Срок подошел, вернулся в родную деревню Маслово. Малость деньков передохнул, пошел на Троицкую бумажную фабрику на работу проситься. Старшие братья там трудились. Вот к ним за компанию. Зачислили Ивана Пронина в бумажное производство…
На душе и радость была, и грусть тягучая. Иван-то до службы в армии женился. Взял в жены черноглазую девушку Екатерину. Любил ее нежно и самозабвенно. Она отвечала ему тем же. Да не довелось вместе по жизни идти. Екатерина сильно простудилась и умерла. Вернулся Ваня Пронин с солдатчины, а молодой жены в доме нет. Ох, как кручинился, слов не подберешь, чтобы сказать… А жизнь-то продолжается. Время лечит раны, это правда. Но не душевные.
— На фабрике Иван подружился с тряпковаром Симоном Меняйловым. Кроме трех сыновей, были у него две дочери Мария и Анна. Мария стала женой Ивана Пронина. Тихая, застенчивая, к труду приученная, она оживила его истосковавшееся сердце своей любовью. Жили дружно, родили двух дочерей и шестерых сыновей. Назвали: Анна, Ирина, Григорий, Петр, Иван, Павел, Егор, Алексей.
Родители воспитывали детей в духе уважения к труду. Преподавали им свою, обретенную у жизни науку:
— Сами видите, — говорил отец, — живем небогато, даже бедно. И домик наш невелик, да и старенький уже. Надо бы новый поставить, да пока нет таких денег. А что у нас есть? А есть у нас, с мамкой вашей, уважение людей. И мы, родители ваши, счастливые будем, если вы обретете такое богатство.
Павел Иванович Пронин, ставший впоследствии знаменитым, как и отец, сеточником, вспоминал:
— Родители наши были людьми простыми, образования не имели. Но отличались природным умом, рассудительностью и честностью. Учили любить труд. Мы с детских лет работали, переняли у родителей умение слушать людей, чувствовать их радость, сопереживать боль. Я уже с шести лет выполнял свои обязанности: нянчил младших детей, носил на фабрику обед отцу… Прибегал прямо к машине, он же не мог от нее отойти. Было здесь жарко и шумно… Отец наставлял: «Приглядывайся, Павлуша, может, и ты к машине встанешь. Гляди, как брательничек твой старается, Григорий».
А ему, Григорию, было всего-то четырнадцать лет, но уже работал рядом с отцом…
Четверть века шел Иван Пронин к своей мечте. И, наконец, судьба подарила ему профессию — сеточник. Произошло это событие, можно сказать, на заре двадцатого века. Работал он уже на Кондровской бумажной фабрике. Определили вначале на вторую машину, затем перевели на четвертую, на которой осваивали самые сложные сорта бумаг: кабельную, писчую №1 и кредитную. Теперь к нему обращались не иначе как Иван Константинович. Он имел право безраздельно властвовать в свою смену у бумагоделательной машины. Ему подчинялись люди. Они готовы были исполнить любое его приказание. Сам управляющий фабрики приказал рабочим «Слушать Ивана Константиновича!».
В те времена сеточник при случае и накричать мог на своих подручных, а то и подзатыльник отвесить за непослушание. Но Ивану Константиновичу такой «метод» был противен. Все, кто работал с ним, видели в нем умного, доброжелательного человека. Став сеточником, Иван Пронин не загордился!
Эпизоды, эпизоды, мгновения…
В 30-е годы XX века в Советском Союзе зародилось стахановское движение. Его инициатором стал донецкий шахтер Алексей Стаханов. Идея — рост производительности и качества труда. Иван Константинович Пронин понимал, что в стороне стоять он не может. Включаться в стахановское движение? Но ему уже 68 лет… Может, просто, поговорить об этом погромче, поддержать да одобрить? Но уж нет, старый бумагодел, мастер от Бога, при встрече с которым кондровские старики кепку снимают, позволить подобное себе не мог. А уж в сторонку отойти, вообще — стыдобушка замучает.
Иван Константинович четвертую буммашину чувствовал, как свое сердце. Интуиция подсказывала, что запас скорости старушка имеет. Надо только все проверить, продумать и предусмотреть. На членов бригады надеялся твердо. Не один десяток лет вместе, не подведут. Любое, даже чуточное увеличение скорости буммашины, приведет, естественно, к увеличению выпуска бумаги. Практически к рекорду для нее — для машины.
В ночь с 26 на 27 сентября 1935 года коллектив бригады Ивана Пронина встал на рекордную вахту. Иван Константинович не чувствовал тяжести своих лет. На смену пришел торжественный, готовый совершить то, чего никто в отрасли не делал. Только он знал в эти мгновения, в каких тайниках этой металлической многотонной громады спрятаны неопознанные силы.
Распоряжения отдавал ровным голосом, как обычно это делал. Только скрыть волнение от товарищей не удавалось. И его понимали: если будет удача, тогда в бумагоделательной отрасли страны начнется такое, что не приведи Господь!
И историческое мгновение наступило. Он встал к реостату. Подал команду: «Пошли!»
Минул час, пошел второй… Напряжение возрастало. Пронин следил, как работает машина. Вдруг останавливался и слушал доступное только ему дыхание валов. Потеребит усы — спешит к реостату, довернет малость. Опять слушает песню валов бумагоделательной машины. Что он различал в какофонии шумов ее агрегатов, шипении пара? Людей не «дергал», видел, каждый стоял на своем месте.
Машина шла ровно. Он, однако, подолгу не отходил от реостата. Решал: прибавить скорость, воздержаться? Советовал сам себе: «Не торопись, проверь, в каком состоянии выйдет она из своего первого рекорда… Смена закончилась и плавно перешла в руки другой бригады. Своих предупредил: «Завтра эту выработку надо повторить для верности».
— Не имей сумнительства, господин мастер, — пробасил старший рольщик Павел Анашкин. — И все рассмеялись, радостные, возбуждение отпускало…
28 сентября 1935 года в цеховой журнал внесли такую запись: «Бригадой И.К.Пронина при норме 1400 килограммов выработано 1577 килограммов бумаги. Все пять валиков по справке лаборатории — высоковольтная кабельная бумага высокого качества. Обрывов не было».
Так родился первый рекорд в бумажной промышленности России. Этому событию без малого 82 года. Конечно, сегодня бумагоделы с улыбкой скажут: «Что же это за рекорд полторы тонны бумаги в смену». Да, с высоты нынешних скоростей это событие видится, чуть ли не игрушечным. Сегодня бумажная машина на Троицкой бумажной фабрике, например, — целое производство, сложнейший механизм. На ней делают бумагу для каждой марки пергамента. Если взять марку «А», то за смену вырабатывают до 18 тонн. Это бумага, квадратный метр которой всего 58 граммов…
Александр СИДОРЕНКОВ.
Продолжение читайте в следующем номере газеты.